А они вдруг дружно и сочувственно затихли, и самый маленький, Алишер, подошел и обнял ее:
– Не плачь, с нами будешь жить.
Позвонили Дине домой, и через несколько часов приехала мама.
Она не ругала Дину, только поцеловала ее, и прижала к себе крепко.
В автобусе мама молчала. А потом вдруг положила Дине на колени какие-то конверты.
– Прочти, – сказала она, – это папа тебе написал.
У мамы задрожал голос, и она отвернулась к окну.
Много лет спустя на своем уроке, когда ученик у доски очерчивал указкой границы прежней огромной страны, Дина Владимировна, вдруг отчетливо вспомнила эту обратную дорогу домой. Вспомнила, как сидела, прижавшись к маминому плечу, и отцовские письма лежали на разбитых, измазанных зеленкой, коленках. Высохли слезы, в открытое окно дул горячий, пахнущий нагретой травой, ветерок.
Успокаивалось сердце, унималась печаль, по-детски щедро она простила отца, и, сжав мамину теплую ладонь, она закрыла глаза, пообещав себе, что все будет хорошо.
Все и правда будет хорошо: мама еще долго будет рядом, они будут навещать Алю, и папа будет приезжать, и бабушка еще будет долго жить на свете, и еще долго будет эта земля дарить им свое солнце, свое тепло, свою щедрость.
Когда-нибудь потом им придется расстаться.
Самолет унесет Дину с маленьким сыном на руках далеко от этой земли, бабушка останется на самой окраине поселка, вверх по каналу, у самого подножия холмов, уходящих вереницей вдаль – туда, где мерцают в вышине огромные синие горы. Аля уедет в Австралию, и будет присылать Дине фотографии, на которых она – тоненькая, невысокая как подросток, – стоит в окружении пятерых детишек, под руку с немолодым рыжеватым мужчиной – ее австралийским мужем. Отец не успеет уехать, он погибнет, выполняя журналистское задание во время гражданской войны, которая вспыхнула в этой маленькой тихой республике так внезапно и так бессмысленно. Воспоминания о нем будут мучить Дину долгие годы, она сменит отчество, потому что даже имя отца будет причинять ей нестерпимую боль. У мамы с Володей родится сын, который станет известным художником, и часто, когда по телевизору будут показывать очередную выставку, за его спиной Дина будет видеть маму – в строгом костюме и с высоко взбитыми в прическу седыми волосами. Сложные отношения сохранятся у них на всю жизнь. Мама никогда не звонит дочери сама, а Дина набирает номер московской квартиры только по праздникам и еще в день маминого дня рожденья.
– Спасибо, – говорит мама, услышав поздравление, и каждый раз передает трубку дяде Володе.
Но все это будет потом, а пока…
Пока они рядом. Солнце заглядывает в окно, мама целует ее в макушку. Путь не близок – сначала по серпантину вверх, потом после перевала вниз мимо мелькающих рядами виноградников. Потом через город с его прохладными фонтанами и тенистыми парками. И наконец, покинув последние убегающие прочь улицы, автобус выезжает на неширокое шоссе, обрамленное по линии горизонта волнистым голубоватым силуэтом далеких гор, – дорогу домой.
Многие годы спустя повзрослевшей Дине будут сниться облака золотой пыли, летящие за автобусом, сожженная зноем колкая трава вдоль каменистой обочины, и запах асфальта, нагретого солнцем так, что даже под вечер, когда они с мамой идут по затихающему поселку, Дина чувствует под босыми ногами его нескончаемое незабываемое тепло.
Маленькие рассказы
День рождения
Каждый год в этот день Иван Савельевич отправляется на рынок. И с каждым годом эта поездка становится всё труднее. Всё больше подводят, не слушаются ноги. Кое-как, опираясь на палку, он доходит до остановки, потом сорок минут едет в душном переполненном автобусе.
Выйдя из автобуса, Иван Савельевич пытается унять дрожь в коленях, кладет под язык таблетку нитроглицерина.
На рынке он долго приценивается, выбирает. Но по старой, ещё из благополучной жизни, привычке, никогда не торгуется. Молча отсчитывает мятые десятирублевки, которые весь год собирал в старую обувную коробку.
Курица, деревенская картошка, квашеная капуста, яблоки. И обязательно торт «Медовый" в кондитерском отделе. Такой же торт пекла жена Ирина на все праздники. Андрюша его очень любил.
Домой он возвращается на такси. С каждым годом оплата за проезд увеличивается. И каждый раз это удивляет и огорчает старика. Но это неизбежность, и он мирится с ней так же, как смирился со смертью жены, одиночеством, вечным ожиданием приезда сына Андрея.
У подъезда его встречает соседка Клавдия Петровна.
– Что, Савельич, готовишься? С днём рожденья тебя, что ли? Так ведь снова не приедет. Пятый год уже носа не кажет. А ты всё сумки на себе таскаешь. Сколько стукнуло годков-то? Семьдесят пять?
– Чего кричишь? – сердится Иван Савельевич. – Не глухой ещё!
Дома он надевает фартук жены и идёт на кухню.
Ровно в половине седьмого стол накрыт. Запеченная курица, отварной картофель, заправленная постным маслом квашеная капуста. Всё как любит Андрюша. Иван Савельевич ставит на стол вино, которое он купил ещё пять лет назад, и садится в кресло.
Предпоследний московский поезд в девятнадцать ноль-ноль. Последний – в двадцать пятнадцать. Если до девяти часов Андрюша не приедет, значит…
Но он приедет, обязательно приедет…
Старые часы с шипением и хрипом пробили сначала семь, потом восемь, потом девять раз.
В девять пятнадцать Иван Савельевич начинает убирать со стола. Вино обратно в сервант. Торт утром отнесет соседям. У них дети, пусть полакомятся.
Бессонная ночь наполняет дом тишиной. Иван Савельевич слушает, как тикают часы, и ему кажется, что его сердце спешит, торопится, выбивается из сил, и всё равно не поспевает за этим скорым, неумолимым, нескончаемым ходом стрелок.